Редакция правового центра «Человек и Закон» поговорила с экспертом Фонда «В защиту прав заключённых», руководителем общественной организации «Правовая основа» Алексеем Соколовым и узнала, что происходит за закрытыми дверями российских тюрем.
Алексей, на что конкретно чаще всего жалуются заключённые?
Они жалуются на пытки как со стороны сотрудников колоний, так и со стороны, так называемых, «активистов». «Активисты» – это заключённые, которых администрация колонии наделила властью. Эти заключённые избивают и вымогают деньги, подвергают пыткам и держат в страхе основную часть осуждённых.
В 2009 году Минюст издал приказ о расформировании этих самодеятельных секций, но администрация колоний по большей части оставила всех «активистов», переименовав их в «пожарных» и «энергетиков».
Сейчас в ГД разрабатывают законопроект, согласно которому заключённый сможет подать жалобу на физическое насилие в суд и получить компенсацию. Может ли это защитить жертв насилия?
Нет. Допустим, сотрудники избили заключённого. Он садится и пишет жалобу и отдаёт фактически этим же сотрудникам. Это не имеет смысла.
Есть ли у заключённых иные законные пути самозащиты?
Фактически нет. Последнее время распространилась мошенническая схема страхования заключённых. Для того чтобы помочь человеку страховой агент должен приехать на место происшествия, как это бывает в ситуациях с ДТП. А тюрьма – это закрытое учреждение, куда независимое лицо никогда не пустят. Кто будет устанавливать факт насилия?
Но эта мошенническая схема очень популярна среди родственников, потому что они готовы платить деньги и отдать всё что угодно в попытках обезопасить своего близкого.
Можно ли утверждать, что в мужских тюрьмах права заключённых нарушают чаще, чем в женских?
В женской тюрьме всё серьёзнее, там жёстче подавляется любая попытка подать жалобу или защитить свои права. Я бы сказал, что в женской тюрьме всё более извращённо.
С каким самым жестоким нарушением прав заключённых вы сталкивались?
Летом этого года в ИК-46 начальник колонии забил насмерть человека за то, что он не хотел становиться «активистом» и платить деньги. В тюрьме произошли массовые волнения. Начальник сейчас находится под стражей.
Говоря о пытках в тюрьме, вы имеете ввиду только избиения?
Заключённых заставляют целый день в любую погоду стоять на плацу, не дают сходить в туалет, бьют палками. «Активисты» заставляют людей отжиматься, и если что-то идёт не так, то избивают их бутылками с водой. Если человек пытается уйти, его пинками ставят обратно.
Сколько действительно невиновных людей содержится под стражей?
Именно невиновных людей в тюрьмах находится 25-30% людей. 80% заключённых – это те, которые отбывают наказание, несоразмерное с их проступками.
Структура наказания человека должна быть изначально не казнью, а наказом. А у нас что делается? Человек украл мешок картошки – его в тюрьму. И там он присоединяется к субкультуре, ведёт иждивенческий образ жизни, а государство, то есть мы, его кормим, поим, одеваем. Потом он выходит на свободу, не имея привычки работать и вообще что-либо делать. У него нет реабилитации, его никто не берёт ни на какую работу. И он возвращается обратно.
В Госдуме сейчас рассматривают, так называемый, «закон садистов», позволяющий сотрудникам тюрьмы применять физическую силу за правонарушения со стороны заключённого.
На мой взгляд, этот законопроект создан для того, чтобы усилить давление на заключённых с целью полного исключения как законных, так и незаконных действий с их стороны.
В этом законе прописано, что если человек нарушил режим содержания, то к нему может быть применён электрошок. Представляете, незастёгнутая пуговка – это тоже нарушение режима содержания. Не поздоровался с сотрудником тюрьмы – тоже. И нарушение, касающееся отказа от официального приветствия сотрудника колонии, может вменяться человеку хоть каждые полчаса. Никто не сможет доказать, здоровался он с сотрудником или нет. Не забывайте, что все заключённые потом выйдут на свободу. И что они потом будут делать с обществом?
Этот анальгин от головы, а этот от желудка
Существует список болезней, запрещающий содержание человека в тюрьме. На ваш взгляд, достаточно ли он полон?
Иногда по этому списку невозможно освободиться. Пока человек подаёт ходатайство, пока его рассматривают, он умирает. Недавно у нас был случай, когда заключённый подал ходатайство в суд, но рассматривали документ уже без него, так как он погиб.
Список надо расширять. Не обязательно в большом объёме. Ничего не стоит на месте, и те же болезни прогрессируют, выливаются в новые формы, которые не всегда можно вылечить в тюремных условиях. Где-то есть хорошие больницы, но где-то больницы чудовищные. Особенно остро стоит проблема с содержанием в тюрьмах ВИЧ-положительных заключённых.
Есть ли смысл приглашать в колонии независимых врачей, которые бы не подчинялись ФСИН?
Да, это было бы рационально. Потому что система ФСИН и врачи в погонах выполняют приказ. Были случаи, когда медик говорил: «Этого заключённого нужно везти в больницу». А сотрудник оперативной службы запрещал это делать, и медик подчинялся приказу. В некоторых учреждениях исполнительной системы остаётся традиционный метод лечения, когда человеку дают одну таблетку анальгина, ломают её пополам и говорят: «Вот тебе это от головы, а это от желудка». Во многих учреждениях, особенно тех, которые находятся далеко от областных центров, отсутствуют узкоспециализированные медики, стоматологи.
Мы не спрашиваем, за что человек сидит
Вы защищаете заключённых от эмоционального и физического насилия. А что, если когда-то этот человек сам унижал, избивал и убивал других людей?
Когда мы защищаем людей, то не спрашиваем, за что человек сидит. Нам это не интересно, потому что мы приходим защищать права людей. Сотрудники ФСИН – это люди, которые состоят на службе у государства. И когда мы нанимаем этих людей охранять преступников, то мы даём им палку не для того, чтобы они безнаказанно ей махали и били людей. Да, преступники совершали зверские поступки, но они, прежде всего, люди. И наша задача – вернуть их в социум нормальными и образованными. А сотрудник думает, что если у него есть палка, то он может делать всё что угодно.
За каждым ли обращением в вашу организацию стоит действительно серьёзное правонарушение?
В некоторых случаях к нам поступает информация по типу «всё пропало, мы завтра умрём». Мы приезжаем, начинаем разбираться и оказывается, что на самом деле всё не так, как нам преподносят. Иногда всё гораздо проще. Например, оказывается, что кому-то дали холодную кашу, или плохо греют батареи. Это не такое существенное нарушение, как избиение или неоказание медицинской помощи.
Когда вы рассматриваете жалобы, вы расставляете приоритеты, кому помочь в первую очередь, а кому во вторую?
Нет, у нас нет таких приоритетов. Мы помогаем всем, кто к нам обращается. Даже если человек просит какую-либо литературу, мы отвечаем, что не можем помочь из-за отсутствия финансирования и перенаправляем туда, где ему могут переслать книги.
Как именно вы решаете проблему насилия в тюрьме?
Мы юридически консультируем как заключённых, так и сотрудников колоний, то есть оказываем помощь гражданам нашей страны, не выделяя их по каким-либо социальным статусам. В тюремной иерархии бывают совершенно разные люди, нас это не интересует.
Сколько жалоб в месяц вы получаете?
Письменных – около 30, устных – намного больше.
Чего удалось добиться благодаря вашей деятельности? Если конкретизировать, в каких исправительных учреждениях были прекращены издевательства?
Приведу совсем свежий пример: двое заключённых выписали на меня доверенность, чтобы я имел право представлять их в госорганах. Когда они пришли в пыточную колонию, их только вдвоём не избили. «Активисты» спрашивали их, что тебя связывает с Соколовым? Они ответили, что я их защищаю. И их оставили в покое. Люди знают, что мы контролируем ситуацию и не бьют их. А по сути, к каждому заключённому должно быть такое отношение.
Или другой пример: раньше ИК-26 в г. Тавда славилась тем, что в ней имели место факты побоев, причинения телесных повреждений, вымогательств. Мы стали туда ездить, консультировать заключённых. Теперь они к нам приезжают и благодарят, утверждают, что после наших поездок их прекратили бить, что они научились разговаривать с администрацией, ведь между администрацией и заключёнными тоже существует своеобразное напряжение.
Насколько вы уверены, что после вашей работы в колониях, пытки не возобновляются?
Мы не уверены. Это можно узнать только по отзывам освободившихся заключённых. Некоторые заключённые переводятся из одной колонии в другую, с их помощью мы узнаём обстановку в разных тюрьмах.
Нельзя сказать, что все сотрудники колоний – изверги. Просто в силу своих системных нужд они иной раз действительно защищают палачей. Например, в ИК- 2 состоялось убийство 8 человек. Мы пишем в ФСИН, но пока по ряду преступлений никакие меры не предпринимается. Сотрудники службы заявляют, что человек умер собственной смертью, чего быть не может, так как всё его тело в синяках.
Правозащитников не всегда пускают на территорию тюрем. От кого вы получаете информацию?
От адвокатов, освободившихся и «передвижных» заключённых, их родственников и членов ОНК (Общественная наблюдательная комиссия). У заключённых отбирают юридическую литературу
Можно ли отметить положительные изменения в жизни заключённых за последние несколько лет?
Конечно. Во многих учреждениях создали нормальные условия содержания, установили минимальный размер жилой площади. Есть учреждения, где начальники, в первую очередь, озабочены трудоустройством заключённых. Они ищут им работу и привлекают будущих работодателей.
Есть учреждения, где с заключёнными работают психологи и воспитатели. Конечно, они и так должны там работать, но в некоторых учреждениях это делается только на бумаге, а отряд в 200 заключённых целыми днями сидит и ничего не делает.
Могу перечислить учреждения с минимумом проблем. Это тюрьмы в Красноярском крае, Ростовской области.
А в Свердловской области, например, генерал Сергей Худорожков ходит и забирает у заключённых юридическую литературу, не хочет, чтобы они просвещались.
Мест не хватает
Каковы на сегодняшний день бытовые условия содержания заключённых?
В следственных изоляторах не соблюдаются санитарные нормы. В частности, в СИЗО Екатеринбурга №1 перелемит составляет 80% – в учреждении, где по нормам могут содержаться 1800 человек, содержатся 2800. Прокуратуре уже надоело отсылать представления в адрес руководства СИЗО, так как они не исполняются. Здесь нет виноватых. Администрации негде разместить всех заключённых.
Как обстоят дела с питанием и одеждой?
В некоторых колониях есть проблемы с питанием или одеждой. А в некоторых таких проблем нет. Всё зависит от начальника тюрьмы, от руководителя региональной тюремной службы.
Как вы относитесь к системе перевода заключённых из одной колонии в другую?
Мы тратим наши деньги на то, чтобы заключённых перевезли из Московской области на Дальний Восток, а с Дальнего Востока в Екатеринбург. Зачем их гонять? Это нерациональное использование средств.
Кто не любит правду
Как вы думаете, с чем связана критика вашей правозащитной организации?
Однажды мы разбирались с проблемой в ИК- 2. Туда привозили арестованных, и они все во всём признавались, писали явки с повинной. Некоторые писали по 30 явок за ночь. Мы стали выяснять, почему заключённые массово отказываются от своих адвокатов. Тогда в СМИ поползли слухи, что мы выполняем заказы криминальных авторитетов.
Когда мы на эту проблему надавили ещё больше, и я показал фильм «Фабрика пыток или педагогический опыт», люди стали заявлять, что мы отрабатываем деньги воров в законе, и всячески поливать нас грязью. Это делается затем, чтобы дестабилизировать обстановку в обществе и навязать ему мнение, что правозащитники на самом деле плохие.
Многие сотрудники тюрем и их руководители не любят правду, а чтобы правду скрыть, они начинают применять незаконные методы давления и очернения человека, пользоваться уловками и интригами. Попытки критики были, но всё закончилось ничем. Мы работаем без рекламы, а люди к нам всё равно идут за помощью.
Анжелика Зауэр