Сговор элит
Советские лидеры Никита Хрущев и Леонид Брежнев свои карьеры делали в условиях, близких к боевым, — через хитросплетения точечных назначений и отставок, временных союзов и коллективных сговоров, а то и арестов.
Ранний постсталинский триумвират: глава МВД (слившегося с Министерством госбезопасности) Лаврентий Берия — председатель Совмина СССР, член президиума ЦК КПСС Георгий Маленков — первый секретарь ЦК Никита Хрущев — сначала трансформировался в дуумвират Маленков–Хрущев.
А потом победил сильнейший и хит-рейший, не желавший ни с кем делить власть. Никита Сергеевич переиграл в 1957 году при попытке заговора старую сталинскую гвардию, которая пыталась его скинуть и вошла в историю как «антипартийная группа».
Симптоматично, что Хрущев получил поддержку главных институтов и центров силы: ЦК, КГБ, армии и комсомола, а затем для верности перетасовал все их руководство и закончил Совмином СССР и президиумом Верховного совета СССР.
Неожиданный ПЛЕН(ум)
Леонид Брежнев сменил Хрущева в результате дворцового переворота, опираясь прежде всего на КГБ и единодушие в президиуме ЦК.
После Брежнева наступила эпоха трех «п» — «пятилетка пышных похорон», она же «гонка на лафетах», которая продолжалась вплоть до 1985 года, когда к власти пришел молодой (в понятиях геронтологического Политбюро, где средний возраст был сильно за семьдесят) Михаил Горбачев: за ним стояла молодая (опять же — сравнительно) советская бюрократия, которая устала ждать своего места у кормушки. По сути, только с приходом Горбачева от власти отошли кадры, начинавшие карьеру при Сталине. А те, кто остались в благодарность за личные заслуги, как, например, Андрей Громыко, возглавлявший МИД СССР почти три десятка лет и ставший в самом начале перестройки председателем президиума Верховного совета, реальной власти не имели и выполняли роль своего рода старейшин.
Беспринципность как принцип
Поражает легкость, с которой решались ключевые кадровые вопросы и определялось направление движения страны.
Народ, как и положено, безмолвствовал. Но нередко и ключевые игроки, и структуры занимали выжидательную позицию или просто плыли по течению, потому что привыкли за сталинские годы к гиперперсоналистской системе, где все решал один единственный «верхний» человек. Несколько флешбэков. «Ближний круг», с надеждой оставляющий умирать Сталина — хорошо еще переложили на диван… Берия, при любых признаках оживления реакций умирающего вождя обливающийся слезами и целующий его руку…
Берия, Маленков, Хрущев, как шерочки с машерочками, гуляющие под ручку… 14 марта 1953 года, через 9 дней после смерти отца всех народов, на пленуме ЦК двое из триумвирата отделяют исполнительную власть от партийной — Маленков сохраняет пост предсовмина СССР, Хрущев становится первым в партии: институциональное ядро сформировано… Берия не теряет времени — у него есть свой мощнейший институт, объединенное с МГБ Министерство внутренних дел… Маленков и Хрущев гуляют под сумрачными елями на даче Никиты Сергеевича и оценивают обстановку, сравнивают мощь войск МВД, подчиненных Берии как министру внутренних дел, и армии, оценивают, кто за кем может пойти…
Между тем в ведении Берии еще и охрана правительства, охрана членов президиума ЦК, прослушка, комендатура Кремля… Все понимают: у власти останутся те и тот, кто не только успеет нанести первый удар, но, главное, сумеет заручиться поддержкой ключевых структур — КГБ, армии, партии, причем не только в столице, но и в регионах. Арест Берии на заседании президиумов ЦК и Совмина был поручен маршалу Георгию Жукову, обиженному на Сталина, и уже Маленковым и Хрущевым назначенному на пост первого замминистра обороны, и генерал-полковнику Кириллу Москаленко. Не случайно «взятие» Лаврентия Павловича военными произошло прямо на заседании президиума ЦК 26 июня 1953 года — странным образом именно это место было информационно непроницаемым для его всепроникающей системы. Далее — помещение арестованного сначала на гауптвахту, а затем в бункер войск Московского округа ПВО (подведомственность Москаленко).
Избавившись от Берии, Хрущеву предстояло избавиться от Георгия Маленкова — дуумвират не мог длиться вечно. В январе 1955-го Хрущев обвиняет Маленкова во множестве грехов, включая чрезмерное внимание производству товаров народного потребления в ущерб тяжелой промышленности. Страна на пару лет получает нового министра электростанций, разжалованного с поста предсовмина СССР. В 1957-м — попытка бунта старой сталинской гвардии. И новый раунд пересмотра страховочной кадровой сетки: Шелепин сначала в 1958-м становится председателем КГБ, затем, в 1962-м, возглавляет «суперминистерство» с огромными полномочиями — Комитет партийно-государственного контроля. В 1960-м председателем президиума Верховного совета вместо Клима Ворошилова становится Леонид Брежнев. В 1957-м Хрущев смещает с поста министра обороны «харизматика» Жукова, заменяя его маршалом Родионом Малиновским. Так Хрущев фиксирует: центр власти — ЦК, крылья власти — КГБ и армия. Совмещение первым лицом двух ключевых постов (Хрущевым — генсека и председателя правительства) — чтобы муха не пролетела и не появился альтернативный центр силы. Брежнев уже на закате своего правления на всякий случай объединил для себя посты генерального секретаря и «президента».
Дворцовый переворот
Следующее действие: смещение в октябре 1964-го Хрущева, надоевшего всем, включая прежде всего тех, кого он продвигал по карьерной лестнице. Придуманный Никитой Сергеевичем Комитет партийно-государственного контроля с Шелепиным во главе, имевший право передавать возбужденные им дела в прокуратуру и суд, стал своего рода государством в государстве.
А если еще учесть то обстоятельство, что КГБ возглавлял ближайший соратник Шелепина Владимир Семичастный, то Хрущев прямо-таки своими руками вырастил параллельную мощную силовую вертикаль, чуть ли не плацдарм для заговора. Как раз от этой-то вертикали, в том числе и от ключевых ее игроков, и избавился Леонид Брежнев, когда стал первым лицом — как многие считали — временно. Подобно Хрущеву, скинувшему товарища по утверждению во власти Маленкова, сентиментальный весельчак Леонид Ильич в 1964-м, «повысив» Шелепина до члена президиума (Политбюро) ЦК, упразднил сначала партгосконтроль в прежнем виде, затем в 1967-м отправил «железного Шурика» руководить профсоюзами.
Характерно, что как Хрущев сравнял с землей Маленкова, сделав его сначала министром электростанций, а затем, после скандала с «антипартийной группой», директором теп-лоэлектростанции, так и Брежнев не оставил вниманием Шелепина — для того последним местом работы стала должность зампреда Госкомитета по профессионально-техническому образованию. Смещение Хрущева готовилось долго, а прошло успешно и стремительно. Вся «техническая» сторона дела была закреплена за КГБ. В этом смысле ключевым игроком стал Семичастный — его люди оставили Хрущева в Пицунде без ВЧ-связи, имитировав поломку, следили в течение всех трех дней его снятия за передвижениями войск и вообще находились в полной боевой готовности. (Ровно так же в августе 1991-го КГБ заблокировал в Форосе президента СССР Михаила Горбачева.) Существенную роль в организации заговора играл заведующий отделом административных органов ЦК (этот отдел контролировал все репрессивные органы советской власти) Николай Миронов, который на многое мог претендовать, если бы не погиб незадолго до переворота в авиакатастрофе в Югославии.
Готовили заговорщики и немедленные назначения в Гостелерадио и в главных советских газетах — в «Правде» и «Известиях». Но КГБ не ограничился «оргвопросами». В фондах архива Политбюро был обнаружен 70-страничный документ, отпечатанный на старых, не «цековских» машинках, содержавший глубокие и аргументированные претензии к Хрущеву. Историк-архивист Рудольф Пихоя успел поинтересоваться у Семичастного (он скончался в 2001-м), не знаком ли ему такой документ. Выяснилось, что этот доклад действительно готовился экономистами КГБ и печатался там же двумя старыми машинистками. Тем не менее на финишной прямой ЦК переиграл КГБ.
Основной доклад делал секретарь по идеологии ЦК КПСС Михаил Суслов — «простачок» Брежнев заручился поддержкой старой гвардии. Дальше — по накатанной колее: через три года после дворцового переворота Брежнев убрал Семичастного и назначил на важнейший пост председателя КГБ Юрия Андропова.
СССР эпохи упадка
В позднем СССР решения принимались узким кругом людей, представителей которого можно назвать поименно — хотя бы по такому критерию, как ввод войск в Афганистан. 12 декабря 1979 года, еще до оформления в Политбюро, это решение было принято генсеком Леонидом Брежневым, председателем КГБ Юрием Андроповым, министром иностранных дел Андреем Громыко, министром обороны Дмитрием Устиновым и заведующим общим отделом ЦК Константином Черненко.
Когда умер Брежнев, первым засвидетельствовал его смерть именно Андропов — даже раньше главы кремлевской медицины Евгения Чазова. Заранее было ясно, кто станет следующим первым лицом. Сложнее была ситуация после кончины самого Андропова, потому что, помимо естественного кандидата, заведующего общим отделом ЦК Константина Черненко, были такие игроки, как Виктор Гришин, московский партбосс, и Григорий Романов, секретарь ЦК КПСС. Но Черненко обладал ключами от большинства «маленьких железных дверей» советской государственной машины и был удобен всем.
Заседания секретариата ЦК в отсутствие вечно больного Черненко вел Михаил Горбачев. Этот на первый взгляд церемониальный статус оказался не менее важным фактором дальнейшей карьеры, чем, допустим, поддержка при избрании Горбачева генсеком со стороны Андрея Громыко. Характерно, что первым о кончине Черненко вечером 10 марта 1985-го от того же академика Евгения Чазова узнал Михаил Горбачев — интуиция главного номенклатурного доктора оказалась безупречной.
В тот же вечер кандидатура Горбачева была предложена представителем старой гвардии (эту роль выполнил хозяин Москвы Гришин) — назначить «молодого» коллегу председателем комиссии по организации похорон. В советской ритуальной логике — преемническая позиция. За Горбачева тогда было большинство членов ЦК, секретари обкомов, да и партия в целом, утомленная чередой смертей геронтократов. Так прошла последняя передача власти в СССР — мирно, в ожидании перемен.
Гораздо более драматичным оказался эпизод, когда Борис Ельцин занял кабинет Михаила Горбачева. Но по характеру событий это — другая история. А вот заговор ГКЧП, опиравшийся на опыт смещения Хрущева, не удался. Потому что вмешался один решительно не известный ни одному из поколений советского руководства фактор — мнение народа, который не хотел двигаться туда, куда тянули его номенклатурные заговорщики. Что объединяет советские истории «преемничества», так это беспощадная борьба за власть, легкость предательств и безжалостное избавление от прежних соратников, особенно если они участвовали в возвышении патрона и он им чем-то обязан.
Инстинкт власти
После путча августа 1991 года исчез ключевой советский институт управления — партия. Империя стала осыпаться. Руководителям республик приходилось внимательно следить за ситуацией, чтобы не пропустить момент, когда имело смысл «соскочить». Власть первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева превратилась в оболочку, готовую вот-вот разорваться.
География и история империи складывались таким образом, что, помимо России, ключевым ее «игроком» была Украина. Большая страна могла считаться единой, допустим, без республик Балтии, даже без Кавказа, но без Украинской ССР геополитически ее уже не было.
А как раз Украина приняла Декларацию о суверенитете 24 августа 1991 года. Поэтому Беловежские соглашения 8 декабря 1991 года, согласно которым три государства-учредителя СССР, Россия, Украина и Белоруссия (идея Сергея Шахрая, тогда члена Верховного совета РСФСР), распускали Союз и образовывали СНГ, при всех признаках заговора являлись скорее констатацией факта: империи больше нет, единая политика, в том числе экономическая, невозможна, надо двигаться по самостоятельным траекториям.
Власть Горбачева оказалась чисто символической, его ближайшие советники готовили прощальное обращение… Кажется, единственным человеком, кто не понимал, что сама история, а не Ельцин или безответственные лидеры ряда республик СССР, «переехала» Советский Союз, был Горбачев. 10 декабря Анатолий Черняев, один из его ближайших помощников, записал в дневнике: «МС никак не поймет, что его дело сделано.
Давно надо было уходить…» В этот же день, кстати, Ельцин взял под контроль правительственную связь — еще один важный инструмент и атрибут власти. А 15 декабря охрана Горбачева перешла в подчинение ельцинской службы. 26 утром Горбачеву никак не удавалось вызвать на дачу оставленный ему Ельциным служебный ЗИЛ, последний символ государственной власти.
Егор Гайдар в книге «Дни поражений и побед» задавался вопросом: а что было бы, если бы после Беловежского договора Горбачев решился на применение силы? Сам Горбачев на этот вопрос NT ответил так: «Я не мог пойти на кровь». Но были и другие факторы: КГБ, армия, лидеры республик чутьем, воспитанным десятилетиями выживания в советской властной системе, поняли: реальная власть у Бориса Ельцина — и побежали присягать на верность сильнейшему. У Ельцина было то, чего до него не имел ни один из лидеров СССР: 12 июня 1991 года на открытых и конкурентных выборах за него как за президента РСФСР проголосовали 57,30 % избирателей — при явке 76,66 %.
Андрей Колесников