Всего 80 лет назад либерализм за пределами Северной Америки был на смертном одре. Процветала диктатура, крупнейшие державы схлестнулись в мировой войне, а в самом сердце западной иудео-христианской цивилизации и древнейших цивилизациях Востока царило непроизносимое варварство. Сама мысль о прогрессе казалась абсурдом.
Резкая смена курса после 1945 года произошла отнюдь не потому, что вдруг победили добрые ангелы — или ни с того ни с сего восторжествовали многовековые принципы Просвещения. Не была она и естественным разворотом всемирной истории лицом к либерализму. Либеральные идеи одержали верх, потому что впервые в истории человечества за ними встала реальная сила. На международной арене появился новый игрок — Соединенные Штаты Америки. Страна, одаренная уникальной и благоприятной географией, огромным и созидательным населением, беспрецедентной военной и экономической мощью, национальной идеологией, зиждущейся на принципах либерализма, и жаждой (в свете только что завершившейся мировой войны) установить и поддерживать миропорядок, хотя бы в общих чертах этим принципам соответствующий.
Этот миропорядок — основывающийся на взаимном укреплении безопасности, экономики и дипломатии — положил начало географическому и геополитическому пространству, где либерализм пустил корни, прижился и расцвел. Однако этот порядок всегда был неустойчивым и искусственным, его пытались пошатнуть силы внутренние и внешние (как мощные антилиберальные стремления, заложенные в самой человеческой природе, так и соревновательный анархизм геополитики). Подобно оранжерее, он цветет лишь до тех пор, пока его холят и лелеют. Сегодня США, похоже, вознамерились отказаться от миссии садовника, который пытается остановить натиск диких джунглей.
Среди многочисленных упреков в адрес либерального порядка чаще всего слышится такой: его насадила эгоистическая, лицемерная, подчас угнетательская и нередко невежественная гегемония США. И он не лишен оснований: в конце концов, либеральный порядок воздвигли и защищали живые люди. Но с другой стороны, положа руку на сердце, а какие у него были реальные альтернативы?
Мир, которому США бросили вызов после Второй мировой войны, неизменно стремился к самоуничтожению, начиная с 19 века. Взлет Германии и Японии вкупе с некоторым ослаблением Великобритании породили кажущийся бесконечным цикл войн в Европе (1870, 1914 и 1939) и Азии (1894, 1904, 1914 и 1931-1945). Мировая экономика раскололась на протекционистские анклавы и стала ареной геополитического соперничества. С 1920-х годов поднимают голову фашизм и коммунизм. Поражение Германии и Японии морально унизило народы, но не умалило их тяги к расистским или авторитарным методам.
Никто из тех, кто всерьез размышлял в те годы над тем, куда же движется история, не поставил бы денег на триумф мира или, тем паче, либерализма. И, отправься США после Второй мировой домой (точно так же, как они сделали после окончания Первой мировой), старые шаблоны, скорее всего, устояли бы.
Оплакиваю свою политику невмешательства в межвоенные годы, американцы, по выражению госсекретаря Дина Ачесона (Dean Acheson), решили, что «больше не могут прозябать в отдельном зале с заряженным ружьем». По его словам, будущее «американского эксперимента» требовало создания в окружающем мире «свободной среды», в которой потенциальных агрессоров бы унимали до того, как они подомнут под свой контроль дальние страны. «Нравственное, военное и экономическое превосходство США» представлялась единственной гарантией мира. США предстояло стать во главе человечества, превратиться в его движущую силу и повести его за собой.
Однако архитекторы будущего миропорядка не были идеалистами-утопистами. Они прекрасно понимали, что человек греховен по своей природе, что нации обречены соперничать и что всякому порядку рано или поздно уготован крах. Они заглянули в бездну и увидели, как низко человечество может пасть. Они знали, что созданный ими мир будет c изъяном, а его защита дорого обойдется, но были убеждены, что даже несовершенный либеральный порядок все же лучше хаоса.
Мы склонны рассматривать послевоенные десятилетия сквозь призму холодной войны — американцам не давал покоя советский коммунизм. Однако ответ на советскую угрозу — в частности, размещение в Европе и Азии на постоянной основе американских войск и создание глобальной системы партнерства — привел к революции геополитической. В рамках новой системы традиционное геополитическое соперничество, считай, прекратилось вовсе. Государства внутри американского мира — а он простирался от Западной Европу до Восточную Азию — не соревновались друг с другом за военное превосходство, не формировали альянсы против друг друга и не спорили за зоны влияния. Поскольку, в отличие от прошлых эпох, для поддержания мира баланс сил внутри зоны партнерства не требовался, они смогли высвободить значительные силы и ресурсы, направив их на социально-экономические цели вместо обороны.
Сегодня многие говорят, что это — поиски халявы и «безбилетничество», но утверждать так — значит в корне не понимать всю революционность перемен, обеспечивших мир и процветание во всем мире. Исторически экономический успех Японии и Германии подпитывал их военную мощь, бросая вызов геополитической иерархии. Однако, начиная с1945 года экономические чудеса попросту укрепляли силы либерального мира в борьбе с потенциальными противниками — главнейшим из которых был Советский Союз.
Однако либеральный мир основывался вовсе не на «жесткой системе правил», как принято говорить в наши дни, — во всяком случае не в военных и стратегических вопросах. Применяя силу на международной арене, США не только отделывались в ООН формальными отговорками, но даже с ближайшими союзниками советовались отнюдь не всегда. Тем не менее, все шли на существенные уступки. В основе миропорядка лежала грандиозная сделка: либеральные страны уступали США стратегическую гегемонию, а те взамен обязались не препятствовать их экономическому росту. Настаивать на своей непременной выгоде США не могли: условия должны быть справедливы для всех, и пусть иногда они даже благоволят другим странам либерального блока.
Успех этого миропорядка сыграл главную роль в мирном завершении холодной войны. Лишившись возможности новых геополитических приобретений, Советы начали критически отставать в экономическом смысле. Когда они осознали свое бессилие, то сами запросили мира. Да, успех либерального мира сопровождался трагедиями вроде войны во Вьетнаме, а политика США, зачастую ошибочная, эгоистическая и репрессивная, у многих вызывала ненависть. И даже после окончания холодной войны Россия и Китай, крупнейшие игроки за пределами либерального мира, если и вступили в него, то лишь в качестве торговых партнеров.
И все же американская гегемония была не настолько невыносимой, чтобы страны разбегались прочь. Наоборот, не было отбоя от желающих присоединиться. Члены американского мира во все времена — что тогда, что сейчас — прекрасно отдают себе отчет в том, что при всех его изъянах, других путей не было и нет.
Сегодня, однако, многие американцы, похоже, утратили это крайне благоразумное суждение. К несчастью, произошло это как раз в тот момент, когда мир скатывается к прежним схемам. Автократия, еще недавно списанная со счетов как анахронизм, демонстрирует силу и жизнеспособность, знакомую разве что поколению Франклина Рузвельта, а демократические страны парализованы бессилием и самокопанием — как это было тогда, в 1930-х.
Современные коммуникации и компьютерные технологии, некогда считавшиеся двигателем свободы и сотрудничества, превратились в оружие антилиберализма. Вопреки средоточию производства, мировая экономика остается ареной для соперничества сверхдержав. Подымают голову национализм и племенная ментальность. Повсеместно царит территориальная агрессия, а границы снова стали навязчивой идеей.
Короче говоря, исторические закономерности и человеческая природа возвращают нас в состояние, господствовавшее до тех пор, пока США не взвалили на себя бремя ответственности за мир во всем мере и продвижение либерализма.
Даже среди самих американцев господствуют те же самые настроения. Одни свято верят в неостановимый марш прогресса, уповая на социальную и экономическую революцию. Другие жаждут скорейшего избавления от либерализма. В студенческой среде либерализм стал синонимом империализма, превосходства белой расы и капиталистической эксплуатации. Белый дом — а с ним и правые силы в Америке и Европе — считает либерализм сговором международных элит, в корне противный интересам простых граждан.
Силы со всего политического спектра сходятся в том, что внешняя политика США после окончания холодной войны была не чем иным, как вереницей неудач. В общественном сознании список американских фиаско включает в себя не только войны в Ираке и Афганистане, но ряд долгосрочных стратегий и принципов — силовое содействие заморским демократиям, постоянное расширение НАТО, а также завышенное самомнение и убежденность в непогрешимости США.
Едва ли это началось при Дональде Трампе. Его лозунг «Америка превыше всего» — по сути, лишь более толстокожая версия обамовского призыва к «формированию нации дома», во то время во внешней политике обе администрации действуют поразительно похоже, даром что сами они и никогда в этом не признаются. Сейчас в моде «новый реализм», сформулированный мыслителями вроде Барри Позена (Barry Posen, политолог и профессор Массачусетского технологического института — прим. перев.) и Джона Миршаймера (John Mearsheimer, политолог, профессор Чикагского университета, автор теории «наступательного реализма» и теории влияния произраильского лобби на внешнюю политику США — прим. перев.). Ее сторонники призывают поступиться обязательствами США в Европе и Азии, вывести силы с Ближнего Востока и встать на путь «стратегической умеренности». Мол, пора принять мир «таким, какой он есть», и не пытаться его переделать по собственному вкусу.
Что ж, звучит разумно. Проблема лишь в том, что за десятилетия жизни в либеральном вакууме мы позабыли, каков окружающий мир на самом деле. Считать четверть века, прошедшую с окончания холодной войны, катастрофой — значит попросту не понимать, что такое настоящая катастрофа.
В конце концов, какой период придется нам больше по душе? За первую четверть 20-го века разыгралась Первая мировая война, приведшая к появлению коммунизма и фашизма. Вторая четверть — это триумф Гитлера и Сталина, Голодомор, Холокост, Вторая мировая война, изобретение ядерного оружия и первые взрывы. Даже третья четверть отмечена войнами в Корее и Вьетнаме, тремя арабо-израильскими конфликтами и Карибским кризисом.
Наша величайшая ошибка — упорное нежелание представить себе действительность, хоть сколько-нибудь похожую на первую половину 20-го века, когда диктатуры брали измором считанные по пальцам демократии. Агрессия была не исключением, а нормой, и всякое оружие, изобретенное учеными, незамедлительно пускалось в ход.
На сегодняшний день копию мировоззрения 1930-х трудно себе представить, потому что всем хорошо известно, к чему оно привело. И мы утешаем себя тем, что ужасы прошлого больше не повторятся. Новых гитлеров и сталиных на горизонте мы не видим — совершенно выпуская при этом из виду, что наши предки их появление также проморгали. Эти полные амбиций тираны возвысились в период, когда некому было им противостоять: ни одна нация (или даже альянс наций) не желала, да и попросту была не в состоянии установить, какой бы то ни было, миропорядок.
Сегодня нам известно, что у Владимира Путина имеются имперские амбиции, но нет возможностей для их воплощения. Сталина он обожествляет, но до него ему далеко. А как бы поступил Путин, будь он чуть менее скован? Восстанови Россия свои советские или имперские границы, она бы стала совершенно другим игроком на международной арене. Нынешняя же Россия стиснута территорией к востоку от Украины и Прибалтики.
Современный Китай, с его новоиспеченным пожизненным руководителем, отодвигается все дальше от осмотрительной политики эры Дэн Сяопина. Мы и представить себе не можем, чего сможет добиться Китай, сбросив все ограничения и расширив свое региональное и международное влияние — особенно военными средствами.
Важно помнить, что европейский мир, установившийся после холодной войны, насчитывает менее трех десятков лет. До Второй мировой в Европе то и дело вспыхивали войны — причиной тому служили укрепление национализма, коллапс демократий и мировая нестабильность, а все эти факторы наблюдаются и сегодня. Те, кто противится насаждению демократии под эгидой США, главным образом ссылаются на опыт стран, не входящих в Западный мир. Но давайте не будем зацикливаться на Западе. В конце концов, подлинные европейские демократии, существовавшие до Второй мировой войны, можно пересчитать по пальцам. Коммунизм и фашизм породил не кто иной, как Запад. И сегодня западная демократия снова в опасности.
Сегодня все больше людей сходится в том, что США делают слишком много. Но что, если всё совсем не так — и мы, наоборот, делаем слишком мало? Мы полагали, что кривая истории уведет нас прочь от войн, тирании и разорения первой половины 20-го века. Но что, если она, напротив того, выведет нас к ним обратно — если только мы не вмешаемся и не предотвратим рецидив? Именующие себя реалистами полагают, что нам не повредит поменьше вмешиваться в мировую политику и почаще заниматься собственными делами. Но это фикция. В действительности, выбор стоит так: либо мы поддержим либеральный миропорядок, невзирая на моральную и материальную цену, либо мы дадим ему обрушиться, и тогда катастрофы неминуемы.
Еще ничего не предрешено — ни триумф либерализма, ни его крах. Как мы могли заметить за последние 70 лет, человечеству под силу семимильные шаги даже в опаснейшем из миров. Осознание того, что джунгли никуда не делись, ни в коем случае не должно нас обескураживать — в конце концов, мы относительно преуспеваем вот уже несколько десятилетий. Но зарубите себе на носу: либеральный миропорядок столь же бесценен, сколь и хрупок. И он требует постоянной заботы — если мы, конечно, не хотим, чтобы джунгли вернулись и поглотили нас.
Данный очерк — выжимка из новой книги Роберта Кагана «Джунгли возвращаются: Америка и наш мир под ударом». Она выйдет в издательстве «Кнопф» 18 сентября. Роберт Каган — старший научный сотрудник Брукингского института в Вашингтоне, округ Колумбия.