С друзьями и нейтралами все просто. Вот как эту простоту в своем телеграм-канале лаконично и очень четко описал флагман российской международной политологии Федор Лукьянов: «В случае решения Россией всех поставленных задач и создания новой геополитической реальности международно-правовые разночтения не будут составлять непреодолимой проблемы.
В случае неспособность их решить аргументы в стиле «мы сражались за всех против мировой гегемонии» не возымеют существенного значения. Безумству храбрых в международной политике песню поют только при наличии успеха означенного безумства».
Но вот что Владимир Путин намерен противопоставить позиции врагов (или, выражусь-ка я, пожалуй, по-«старорежимному» — оппонентов) России?
Другой очень уважаемый мной российский специалист-международник Александр Баунов высказался по этому поводу так: «Путин принял… решение, которое выглядит почти мистической попыткой расколдовать злые чары».
Не замечал за президентом РФ склонности к сверхъестественному и веры в мистическую силу слов и действий. Путин, на мой взгляд, принадлежит к принципиально иной школе политической мысли — той, что верит: доброе слово, подкрепленное пробивающим все бронированным кулаком, гораздо эффективнее, чем просто доброе слово.
Чем именно будет подкреплено «доброе слово» Владимира Путина — его план действий, вытекающих из официального появления в составе РФ нескольких новых регионов? Любая попытка заглянуть в копилку президентских стратегических сюрпризов заведомо обречена на неудачу. Но кое о чем мы уже можем догадаться.
Очень информированный и близкий к высшему российскому руководству глава Крыма Сергей Аксенов заявил на днях: «Обретение нового статуса для освобожденных территорий положит конец неопределенности. Они станут полноценными субъектами Российской Федерации. А мы фактически будем проводить уже не СВО, а контртеррористическую операцию на своих территориях».
Предшественник Федора Лукьянова на посту главы Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов явно считает этот термин слишком мягким.
Вот отрывок из его свежего интервью журналу «Профиль»: «Когда люди вроде меня призывали начать мобилизацию общества для подготовки к реально большому конфликту, мы настаивали, что все это надо прямо назвать четвертой Отечественной войной. Первая — 1812 года, вторая — 1914–1918 годов, третья — Великая Отечественная.
Запад яростно бьется с нами на территории Украины. Чем быстрее мы поймем, что это именно Отечественная война, тем лучше для нас».
Мы не знаем, какой конкретно термин — «антитеррористическая операция», «новая Отечественная война» или что-то третье — Владимир Путин использует в своем предстоящем послании Федеральному Собранию. Но мы с уверенностью можем говорить вот о чем: специальная операция РФ на Украине будет «перезагружена». И смысл этой перезагрузки будет заключаться в том числе к движению в сторону большей жесткости.
Слова и термины важны — пусть и не в мистическом смысле. Как много раз заявляли российские официальные лица, формат специальной операции подразумевает целый ряд ограничений в смысле ведения боевых действий. Формат контртеррористической операции — нечто принципиально иное.
Как заявил Владимир Путин еще в феврале 2004 года: «Россия не ведет переговоров с террористами. Она их уничтожает». «Отечественная война» — это что-то еще более серьезное. В ходе Отечественной войны не может быть и речи о каких-то сантиментах и ограничениях.
Еще раз вынужден повториться: мы не знаем, какие именно меры скоро предпримет Владимир Путин. Давайте поэтому просто суммируем то, что мы знаем.
Мы знаем, что дальнейшее затягивание конфликта на Украине не в интересах России. Мы знаем, что прямые и косвенные противники Москвы чувствуют и заявляют, что удача на их стороне. Мы знаем, что, пойдя на проведение референдумов на новых территориях, Владимир Путин осознанно лишил себя свободы маневра: когда позади Россия, отступать некуда.
Очевидный вывод: Путин будет только наступать.
